* * *

В начале они не часто видят друг друга в течение дня – или того, что сходит здесь за день, то произвольное число часов, прежде чем Доктор решает, что пора идти спать. Мастер обустроил силой воли свое собственное место на ТАРДИС, куда Доктор не может попасть без разрешения. Он видел его лишь раз или два. Это довольно большая комната - строгая, суровая и мрачная, в которой чего только нет: викторианские бунзеновские горелки и всякий хлам из автомобильных мастерских, копья и топоры, телескоп Галилея, газонокосилка с нив Нептуна, дубовые бочонки разных размеров, и стена, увешанная восточными клинками. Она перемещается по ТАРДИС, словно переменный ветер, и Доктор порой обнаруживает, что стучится в кладовку для метел вместо комнаты Мастера.

Иногда, Мастер все же отваживается высунуться из своего убежища. И тогда Доктор ведет себя отчаянно вежливо, предлагает ему чай и еду. Он ходит за ним следом по коридорам, вслух нежно вспоминая о совместных годах, проведенных в Академии, в тщетной надежде услышать хоть какой-то отклик, и порой просто протягивая руку, чтобы дотронуться до спины Мастера и напомнить им обоим, что тот и правда здесь.

Первые три недели Мастер не говорит ни слова. Он отбивает послания, пользуясь азбукой Морзе, на стенах ТАРДИС, а потом находит где-то старый граммофон Доктора и мурлычет без слов под Чайковского, и все это выглядит так, словно он просто забыл, как разговаривать. Доктор хочет, чтобы Мастер был ему компаньоном, но все что он получает – это отсутствующий взгляд.

- Я знаю, ты хочешь заставить меня ненавидеть тебя, - говорит Доктор, трусцой следуя за Мастером, когда тот размашистым шагом быстро идет в сторону гардеробной. - Но так больше не будет, не сейчас, когда остались лишь мы. Не пора ли нам забыть прошлые обиды? - Это звучит жалко даже для его собственных ушей, и он морщится, когда произносит это. Мастер полностью игнорирует его. Он снимает с вешалки такой знакомый джемпер крикетиста и зарывается в него лицом, глубоко вдыхая. Потом опускается с ним на пол, словно ребенок со старым любимым одеялом, и не двигается в течение тридцати семи минут. В конце концов Доктору становится скучно и он уходит, оставив Мастера одного.

Когда Мастер внезапно начинает говорить, он не может остановиться. Стремительный поток слов, мало что значащих, или вовсе не имеющих смысла, льется с его иссохших губ. Он словно пробует новую тактику. Он прерывается только чтобы поесть и попить, он задает вопросы и не ждет на них ответов, и когда он уже не может говорить больше, он смотрит на Доктора умоляющими глазами в надежде, что тот заполнит пропасть молчания. Его руки трясутся.

Доктор пытается помочь, он действительно пытается. Он знает, что ничего не может сделать с голосами в голове Мастера, так что он даже и не пробует. Он изо всех сил старается отвлечь его разговорами, но воронка времени имеет голос, который старше и громче, чем любой из их голосов.

И в один прекрасный день Мастер не может выдержать этого больше. Его глаза красные от постоянного бодрствования, а костяшки пальцев ободраны о стены ТАРДИС. Он не может игнорировать этот звук, и не может блокировать его звуками чужой боли, так что вместо этого он хватает Доктора за рубашку, падает на колени и шепчет снова и снова измученным сорванным голосом. - Барабаны, Доктор, заставь их замолчать. - Доктор обнимает его и гладит по спине и объясняет, что война закончилась. Он выводит ТАРДИС из воронки, и приземляется на пустой планете, чье имя и жители были давным-давно уничтожены их собственным злым солнцем. Все, что осталось здесь – прах и смерть. Доктор вытаскивает два шезлонга на склон холма, слева от места парковки ТАРДИС, выносит термос с чаем, и сидит рядом с Мастером, нежно поглаживая его колено, и ждет, когда тот придет в себя.

- Лучше? – спрашивает Доктор спустя какое-то время.

- Нет, - резко отвечает Мастер, но его глаза больше не напоминают водовороты боли. – Ты должен был дать мне умереть, - продолжает он. - Это было бы более благородно.

- Ты не мой заключенный, - не в первый раз напоминает ему Доктор.

- Нет, - отзывается Мастер, язвительно скривив рот. – Но рабство есть рабство, перед кем бы ты не склонял голову. – Он начинает рассеяно постукивать пальцами по своему колену, потом останавливает себя, когда замечает это. Мастер встает и протягивает Доктору руку, и они вальсируют, в этой пустыне из песка и костей, двигаясь в ритме, который может слышать лишь Мастер. Он не пытается убежать, но и не может сделать даже маленький шаг в сторону ТАРДИС по своей доброй воле, и Доктор нежно направляет его, слегка подталкивая в спину.

* * *

ТАРДИС становится ленивой и сонной после такого долгого времени в вакууме. Периодически огни ее начинают мерцать и в итоге гаснут совсем, словно огромный глаз моргает, прежде чем забыться сном. В такие моменты Доктор сидит за консолью и нежно поглаживает ее, стараясь разбудить ТАРДИС. Он говорит с ней до тех пор, пока привычный тихий гул электричества не начинает звучать вновь. Это жестоко - держать ее в состоянии бессонницы, но что еще он может сделать?

Однажды огни снова гаснут, оставив Доктора в полной темноте за наполовину разгаданным кроссвордом из газеты 1953 года выпуска. Но темнота не мешает ему быстро найти дорогу в комнату управления. Он знает ее лучше, чем самого себя. Доктор встает у консоли, и чуть поглаживая ее, ободряюще шепчет. - Ну, давай, старушка.

Когда свет возвращается, Мастер стоит рядом с ним, рукава его рубашки закатаны. Он держит катану у шеи Доктора. Клинок находится в неважном состоянии, заметно, что катаной давно не пользовались, хотя сразу ясно, что когда-то у нее были более счастливые времена – и все это лишь придает ей голодный вид, словно она не прочь продолжить сейчас. Мастер выглядит гораздо спокойней, чем обычно. Его руки не дрожат и крепко сжимают оружие, его лицо удивительно невозмутимо. Он не выглядит сейчас способным на убийство. Но с другой стороны, Доктор никогда бы не подумал, что он может соблазнить женщину, или танцевать, или заниматься политикой.

- Просто – опусти это вниз, - говорит Доктор ровным голосом.

- Ты отнял у меня все, - обвиняющее отзывается Мастер. Слова звучат почти как откровение, словно он лишь сейчас осознал это: только он и Доктор, и звук барабанов, на всю оставшуюся вечность.

- Я полагаю, что это ставит нас в равное положение. - Доктор осторожно переступает с ноги на ногу. Лезвие упирается ему прямо в горло. - Ты знаешь, что нет никакого смысла убивать меня.

- Это могло бы быть очень приятным. - Мастер улыбается как мальчишка и облизывает верхнюю губу. И они стоят так некоторое время, прислушиваясь к мерному дыханью друг друга и тихому гулу двигателя ТАРДИС. Потом Мастер проводит лезвием катаны по щеке Доктора, и опускается ниже в странно чувственном жесте. Безвыходность положения выводит его из себя. Он бросает на Доктора гневный взгляд и вонзает сталь прямо в тело ТАРДИС, чуть левее Доктора.

- Твои высокие моральные устои способны убить любое веселье, – бесстрастно говорит Мастер. Разворачивается и уходит.

Доктор склоняется к своей ТАРДИС словно родитель, чей ребенок разбил коленку, ласковыми прикосновениями и нежными поцелуями надеясь облегчить ее боль.

Мастер, словно прирученный пес, нуждается в каком-то занятии. Его мозг поврежден и ненормален, так что Доктор использует интеллектуальную стимуляцию, в надежде, что это поможет хоть что-то исправить. Доктор всячески старается показать, что ему нужна помощь Мастера. Он позволяет Мастеру пропадать в его библиотеке, и старается не обращать внимания, что тот оставляет примечания на полях его редких старинных книг, когда расставляет их по авторам и в алфавитном порядке. Он всегда зовет Мастера помочь ему с ТАРДИС, когда обходит ее со своей регулярной рутинной проверкой (она старая и дряхлая и ей необходим профилактический осмотр время от времени). Мастер в основном молча наблюдает из-за его плеча, пока не решает, что Доктор все делает неправильно, тогда он отталкивает его в сторону и начинает копаться в механизмах сам. Доктор стоит рядом и подает ему инструменты, которые тот требует, и улыбается. У него нет никаких скрытых мотивов.

Они играют в шахматы.

В такие моменты Доктор забывает, как часто Мастер пытался убить его, как много боли он причинил, сколько людей уничтожил, и как искажено его видение Вселенной. Как будто они просто старые школьные друзья, которые давно не виделись, и им есть о чем рассказать друг другу.

Доктор двигает вперед пешку, наблюдая за тем, как Мастер смотрит на его руки. – Здесь не так уж и плохо, не правда ли?

Наступает очень долгое молчание. Мастер сцепляет руки в замок. – Не смей, Доктор.

- Все, что я хочу сказать, от тебя были одни неприятности и шум, когда мы только начали путешествовать вместе. Но сейчас же все в порядке, правда? Только мы с тобой, без парадоксов или пространственно-временных рифтов или лазерных отверток. – Он конфисковал ее, когда взял Мастера на борт. Пальцы Мастера становятся совсем белыми, а глаза темнеют, и Доктор понимает, что должен остановиться прямо сейчас, но он уже разогнался, и слова словно сами вылетают у него изо рта. – Мне правда нравится, что ты здесь со мной, ты знаешь. В твоей компании мне не так одиноко, как раньше.

- Я так рад за тебя, - шипит Мастер, и опускает глаза. Наступает звенящая тишина в воздухе, физически осязаемая пауза, как глубокий вдох перед криком. И потом Мастер вскакивает с места. Он делает это так резко, что задевает рукой шахматную доску, и фигурки из слоновой кости разлетаются по полу ТАРДИС словно капли. Мастер стоит над ним, и внезапно он кажется очень высоким, и он хватает Доктора за отвороты пиджака и притягивает ближе к себе, их лица почти соприкасаются. - Ты думаешь, что знаешь так много, Доктор. Ты думаешь, что знаешь меня. Ты думаешь, что знаешь огонь и смерть и любовь. Ты не знаешь ничего.- Он трясет Доктора словно тряпичную куклу в непрерывном и четком ритме, достаточно сильно, чтобы причинить боль. – Вот на что это похоже, Доктор. Каждую секунду каждого часа каждого дня. И ты считаешь, что это не так уж и плохо.

Он выбивает стул из-под Доктора ногой и прижимает к ближайшей стене, одной рукой крепко ухватив за горло, а другой бьет его по лицу снова и снова. Доктору очень больно, у него на глазах выступают слезы, но он не пытается защищаться и даже не поднимает рук. Мастер бьет его, и он не сопротивляется. Это раздражает Мастера больше всего, и удары становятся сильнее, и Мастер почти плачет и кричит. – Дерись со мной!

Доктор постепенно сползает вниз по стене, и Мастер опускается вниз вместе с ним, продолжая избивать его. Доктор сидит, прислонившись к стене, и крупная дрожь сотрясает его тело. Он готов вынести все. Это меньшее, что он может сделать.

Когда Мастер в конце концов останавливается, он понимает что сидит на коленях рядом с Доктором. Он вытирает лоб рукавом своей рубашки и не смотрит Доктору в глаза. Потом встает, слегка пошатываясь, и уходит, как делает обычно.

Доктор сплевывает кровь, встает и следует за Мастером по лабиринту коридоров, в его частное место. Мастер оставляет дверь открытой для него. Они сидят на кровати с пологом на четырех столбиках вдвоем в темноте. Мастер снимает с Доктора рубашку, смягчает боль от кровоподтеков на его шее влажной тканью, и говорит. - Я бы выиграл за четыре хода.

- Даже не сомневаюсь в этом.

Ни один из них не извиняется.

* * *

Доктор берет его с собой на Землю, в холодную пустую местность где-то в Северо-шотландском нагорье в середине шестнадцатого столетья.

- Никто не любит это место так сильно, как ты, - говорит Мастер, зябко кутаясь в свою куртку под холодным злым ветром.

Они сидят на траве, и Доктор крепко держит Мастера за руку. Всякий раз, как он ослабляет захват, Мастер сам сжимает его ладонь, и тогда он сжимает свою в ответ. Они держатся за руки, и это служит им защитой от холода и других пугающих вещей, которые ни один из них не может увидеть, но оба могут почувствовать.

- Ты же понимаешь, я не могу отпустить тебя, - говорит Доктор, очень серьезно, вкладывая больше чем один смысл в свои слова.

- Я понимаю, - отвечает Мастер, и кладет голову на плечо Доктору. Они сидят так, пока не наступает темнота, да и потом они по-прежнему сидят на том же месте и молчат. На рассвете они возвращаются в ТАРДИС вместе, держась за руки.

* * *

Он не видит Мастера почти неделю, а потом однажды ночью, Доктор просыпается и обнаруживает его рядом с собой в постели. Он обнажен и одной рукой ласкает член Доктора.
– Необходимо разрядить сексуальное напряжение между нами, – сухо объясняет ему Мастер.

- Разрядить что? – изумляется Доктор, еще толком не проснувшись, но Мастер не теряет времени даром. Он склоняется над ним, устраивается поудобнее, и скользит вниз на эрегированный член Доктора. У Доктора перехватывает дыхание, он делает резкий вдох, и, нащупав рукой колено Мастера, хватается за него. Он задумывается, почему раньше не замечал никаких попыток соблазнения со стороны Мастера. Затем он вспоминает, как Мастер стонал его имя по телефону, и как смотрел на него, когда целовал свою жену, и как он всегда наслаждался их физическим контактом, даже сейчас, когда они поменялись ролями. Все их долгие отношения были прелюдией.

Мастер медленно двигается на нем, вверх и вниз, его бледное тело блестит от пота. Доктор кладет руки ему спину и притягивает ближе к себе. Его переполняют противоречивые чувства. Как будто это его первый раз, или словно он трахается со шлюхой, и в то же время занимается любовью с давно потерянной половинкой души, и все это одновременно.

Доктору не требуется много времени, чтобы кончить.

- Что это было? – шепчет он после, когда Мастер слизывает пот с его лица, пробуя на вкус соль в его порах.

- Извинение, - говорит ему Мастер и нежно целует в губы.

На следующий день Доктор обнаруживает, что они где-то приземлились – фактически они находились здесь всю ночь – и когда он открывает двери ТАРДИС, кругом огонь и крики: мир пылает. Мастер выглядывает из-за его плеча, с кривой и радостной ухмылкой на лице. Он обнимает Доктора за талию, и шепчет, уткнувшись ему в шею. - Никогда не спи на дежурстве, дорогой.

Доктор приковывает его наручниками к стене ТАРДИС, и говорит ему, что тот останется здесь до тех пор, пока он не сможет вновь ему доверять. Доктор настраивает звуковую систему ТАРДИС так, что гул временной воронки звучит прямо в комнате управления. Мастер корчится от боли, и проклинает его, и умоляет, и плачет, и просит его остановить барабаны. Доктор лишь отводит глаза.

Проходит не так уж и много времени, прежде чем Мастер затихает. Тогда Доктор позволяет себе взглянуть на него снова. Тот сидит, привалившись к стене с потухшим взглядом, и только его пальцы двигаются, слабо отбивая такой знакомый ритм Его рот полуоткрыт, и голова свисает набок, как будто у него нет сил держать ее прямо. Доктор выключает звук и склоняется над своим больным питомцем. Он освобождает его от наручников, баюкает лицо Мастера в своих руках и целует его снова, и снова, и снова.

- Ты обещаешь, что будешь хорошим теперь? – шепчет он, его голос дрожит.

- Обещаю, - вяло отзывается Мастер.

* * *

Доктор всегда прощает его, чтобы Мастер не сделал. У него репутация сурового правителя, даже когда законы писаны не им. Мастер шепчет ему однажды: “Мы не такие уж и разные, ты и я”. В тот момент Доктор смеется над этими словами, но он не может забыть их. Они танцуют бесконечное танго, становясь такими человечными в процессе. Сражения и секс вовсе не являются их природными инстинктами, но они так легко привыкают к этому, словно так было всегда.

Доктор кладет свою руку поверх руки Мастера и сжимает ее всякий раз, когда замечает, как тот отбивает ритм воображаемых барабанов, звучащий в его голове. Ему интересно как скоро он начнет слышать их тоже.

Может, стоит пару написать в теме сообщения? Чтоб на фик обратили внимание

На мой взглд у Эрии совсем другой стиль все же.
Свой собственный. Больше психологии и поэзии, меньше описаний и конкретики.
И размер фиков она предпочитает небольшой.

А у этого автора не поэзия, а четкая ритмичная проза. И вся психология в описаниях и мелочах.
Если что, ссылку на него я дала в в разделе фанфиков.

Эрия совершенно чудесная девушка.
Если так сложно спросить разрешения, я у нее могу спросить потом за вас.

И что это за такой странный герой. Прямо интересно стало.

Оу, я вспомнила этот фик со странным героем.

У кого именно перебои?