На медицинском столе накрытая простынёй лежала полуобнажённая девушка с перебинтованной шеей. Тёмные ресницы подрагивали, из приоткрытых губ вырывалось слабое дыхание. Датчики пульсировали, тонкая зелёная линия её сердечного ритма изгибалась на экране, грудь девушки размерено опускалась и поднималась. Вокруг груди, запястий и предплечий были обёрнуты широкие тканевые полосы из жёсткого серого материала, и тонкие проводки тянулись к бежевым попискивающим приборам, располагавшимся у одной из стен светлой комнаты. Высокий потолок снабжённый несколькими круглыми светильниками, которые сейчас были отключены, стены с четырьмя широкими плоскими и погасшими экранами, множество цветных проводов закреплённых под потолком и не считая операционного стола прямо посреди лазарета, находились ещё несколько объёмных квадратных аппаратов предназначенных для сканирования и восстановления, а так же два устройства похожих на инкубаторы, которые в данную минуту пустовали, и пара застеленных белыми одеялами узких кроватей.

На стуле, положив ногу на ногу и листая старый обтрепанный журнал, сидела красивая девушка лет шестнадцати на вид. Аквамариновые волосы с чёрными прядками торчали в разные стороны, представляя собой полный хаос, и она, запустив туда пальцы, ещё больше растрепала причёску, отчего стала походить на маленького нахохлившегося воробья. Янтарные глаза пристального наблюдали за малейшими изменениями в состоянии Розы, и по напряжённой позе было ясно, что она тут же вскочит, стоит ей понять, что наступило резкое ухудшение или улучшение. Но пока что оно стабильно, что одновременно радовало и настораживало её. Они сделали всё, что было в их силах по нормализации здоровья Розы, и Рел беспокоило, что та до сих пор не пришла в себя. И всё-таки была счастлива, что даже в таком состоянии, они могли видеть Розу. Видеть, слышать и чувствовать. Она была рядом с ними. Так близко после стольких лет вынужденной разлуки и страданий. Она скучала. Невыносимо сильно, до боли, до непролитых слёз, до разбитых костяшек пальцев и непрекращающихся ночных кошмаров. Для неё. Но не для Тео. Тот эпизод их жизни она стремилась не вспоминать. Это было слишком тяжко и мучительно, и глухая чёрная тоска поднималась из глубин сердца, куда она запрятала её ради собственного спокойствия и спокойствия окружающих. Она не желала становиться чудовищем, каким временами был Тео, когда оказывался не в состоянии контролировать своих внутренних демонов. По правде говоря, он и не стремился измениться или выглядеть великодушным ― ему доставляло особое садистское удовольствие уничтожать тех, кто причинял боль невинным, без второго шанса на раскаяние. Просто отнимал чужую жизнь без долгих раздумий. Быть может так он утолял собственную боль. Она не останавливала, иначе утрата неминуема. И как не прискорбно, как ни страшно для других, как ни страшно для неё самой ― Тео был важнее, чем весь остальной мир. После той истории они остались вдвоём. И страх потерять близкого человека, который её понимал и принимал, становился сильнее. Ничто не спасало от мыслей, что однажды всё закончится. Их жизни оборвутся, словно обрезанные кем-то нити. Случайный взрыв, нападение, плен или… столько способов умереть, и некоторые из них они уже успели опробовать на себе. Иногда ей до безумия хотелось осесть где-нибудь, купить дом и начать совершенно иную жизнь. Без путешествий по иным мирам, опасностей и всего сопутствующего им. И пусть представлялось не в меру заманчивым, маяча где-то впереди, в будущем. Но на пути к безоблачной обычной жизни стоял он. Тео. Одинокий путешественник во времени, которому требовалась постоянная компания и надлежащий контроль ради не позволения совершения каких-либо ошибок. Больше чем смерть, больше чем страх, больше чем одиночество. Саморазрушение и ненависть, уничтожающая его душу.

Рел не любила вспоминать прошлое. Прошлое, наполненное светом, весельем, теплом и заботой. Нежностью, смехом и счастливыми улыбками. Исчезнувшее в один миг благодаря тому, кого они безгранично уважали, кому доверяли. И тот, кто просто предал их, позабыв обо всех обещаниях и клятвах. Предательство не прощают, и Тео не простил, а она… она не держала на него зла, потому что почти понимала, что заставило его так поступить. Возможно, любовь была сильнее ненависти, сильнее горя, сильнее всего, что захлестнуло их в ту минуту. Или дело было в том, чему с самого детства учили родители. Что месть ничего не даёт, ни ожидаемого облегчения, ни покоя. Ничего. Одна пустота и заполняющая душу утрата. Сильнее которой никто из них никогда не знал. И она оставила воспоминания далеко позади, заставляя себя радоваться новому дню, радоваться тому, что осталось. Она жила ради Тео. Время от времени девушка сожалела, что они не бесчувственны, как те же Кибермены, ведь наверняка тогда Тео нашёл бы другую цель в жизни, кроме как мстить. Они бы жили дальше, путешествовали и наслаждались тем, что давал им космос.

Девушка поднялась, и положив журнал на сидение, нерешительно приблизилась к Розе. Протянув руку, она осторожно коснулась бледного лица и погладила тыльной стороной ладони мягкую кожу.

― Ты знаешь, я не успела тебе тогда сказать, что я люблю тебя. Но ты ведь и так это знала, верно? ― по щеке Рел скользнула слеза. ― Прости, я опять плачу. Я почему-то всегда плачу в самые неподходящие моменты.

― Она всё равно тебя не слышит, ― сухо произнёс голос позади неё, и девушка вздрогнула.

― Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не подкрадывался ко мне со спины, ― недовольно сказала она, тайком вытирая глаза. ― Она слышит.

― Нет, не слышит, и ты прекрасно знаешь, что я прав, ― парень сбросил журнал на пол и уселся на стул, вытянув длинные ноги. ― И что ты вообще здесь делаешь, когда по вчерашнему обещанию должна ремонтировать компьютер в левом отсеке ТАРДИС?

― Я помню, ― фыркнула Рел, даже не стараясь подавить нарастающее раздражение. ― И бесспорно бездушный механизм важнее человека, которого мы мечтали увидеть столько лет, и не имели возможности этого сделать?

― Да, важнее, и вообще-то неплохо бы сдерживать обещания, либо не давать их вовсе, ― холодно оборвал её Тео. ― Пошевеливайся, и чем быстрее починишь, тем скорее вернёшься сюда.

― Иногда я тебя просто ненавижу, ― буквально прорычала девушка, и хотя ей до безумия хотелось хлопнуть дверью, та была автоматической, а во-вторых, тревожить покой Розы ради глупого всплеска ярости было неразумно и неуважительно.

Стоило Рел исчезнуть в коридоре, и убедившись, что девушка ушла, парень позволил себе немного расслабиться. Плечи опустились, он закрыл глаза и откинулся на стуле, устремив взгляд в потолок. Смотреть на Розу он не мог. Хотел, но не мог. Образ улыбчивой, яркой, будто живое солнце и неунывающей девушки остался в его памяти, и разрушился всего за одно мгновение. Тень её прошлой. Потускневшие и свалявшиеся от грязи и пота волосы, бледное окровавленное лицо, запавшие глаза, синяки и кровоподтёки. Сломанная кукла.

Ему хотелось убить Мастера, уничтожить, растереть в пыль за то, что он посмел совершить с ней ради своих амбиций и сумасшедшего желания обладать миром. Тео знал, что через день её должны были найти и отправить в больницу, и её жизнь постепенно нормализовалась бы, но одно дело, знать об этом из чужих рассказов, а другое видеть своими глазами истерзанную умирающую девушку прикованную к столу в сыром старом подвале вместе с крысами и разлагающимся трупом. Он помнил, что ни в коем случае нельзя менять историю, но что он мог? Бросить её там, в одиночестве и темноте, вместе с психом-инопланетянином… Он должен был не смотря на клокочущую ярость и пульсирующий страх, что она мертва ― оставить, схватить упирающуюся Рел и исчезнуть. Не думая, не сожалея. Они случайно попали в это время, в эту вселенную, и никто из них не вправе менять что-либо, но поддавшись голосу сердца, а не разума, они нарушили ход истории и кто знает, какие изменения повлечёт их поступок за собой. Он-то вполне способен держать себя в руках, но не Аурелия. Маленькая чувствительная девчонка с гипертрофированным состраданием.

Тео обратил своё внимание на вздохнувшую девушку, и стремительно вскочив, подбежал к открывшей глаза Розе. Мутный взор от лекарственных препаратов прояснился через пару минут, она моргнула и посмотрела на застывшего парня.

― Воды.